Чтобы понять, на что способен человеческий ум, иногда нужно остаться в холодной тишине космоса без света, тепла и почти без воздуха — на расстоянии двухсот тысяч миль от дома. 13 апреля 1970 года на борту «Аполлона‑13» с позывными Odyssey прогремело: «Okay, Houston, we’ve had a problem here». Так произнёс пилот командного модуля Джек Свайгерт; командир Джеймс Ловелл повторил фразу для протокола. В этот момент треснул кислородный бак №2 в сервисном модуле — результат давней, почти банальной цепочки ошибок, описанной позже в отчёте комиссии Эдгара Коррайта (Apollo 13 Review Board, 1970).
Они стартовали 11 апреля с площадки 39A на мысе Кеннеди. Но прямо перед полётом произошла замена: пилота командного модуля Кена Мэттингли отстранили из‑за контакта с краснухой; на его место вошёл спокойный, чуть ироничный Свайгерт. Третий — Фред Хейз, лунный пилот, — был улыбчив и нес в себе южную упёртость.
Когда бак лопнул, погасли два топливных элемента, напряжение упало, корабль дёрнуло. В Хьюстоне, в Центре пилотируемых полётов (ныне Центр им. Джонсона), полётный директор Джин Кранц, белый жилет — примета его смены, сказал то, что потом цитировали во всех книгах: «Прорабатывайти проблему. Давайте не будем гадать и усугублять всё». Очередная смена инженеров, приняв вахту, холодной логикой разложила хаос: перевести экипаж в лунный модуль Aquarius, заморозить Odyssey, сесть на траекторию свободного возвращения, затем выполнить коррекцию PC+2, чтобы не промахнуться на пути к Земле.
Внутри стало сыро и холодно. Температура упала почти до +3–5 °C; окна покрылись инеем. Хейз вскоре почувствовал боль — обезвоживание и переохлаждение вызвали инфекцию, как он позже вспоминал в «Lost Moon» Джима Ловелла и Джеффри Клугера. И ещё — углекислый газ рос: круглые фильтры в «Аквариусе» не подходили к квадратным патронам «Одиссея». Тогда инженер Эд Смайли с командой из Хьюстона придумал «почтовый ящик» — переходник из пластиковых пакетов, картонной обложки бортового плана, носка и неизменной серой изоленты. CAPCOM Джек Лоусма, мурлыча спокойствием, зачитывал по радио пошаговую сборку. Прямо на коленях астронавтов родилась и собралась функциональная красота и воздух вновь стал пригодным для вдоха.
На Земле тот самый «отстранённый» Кен Мэттингли сидел в симуляторе рядом с Джоном Аароном, вычерчивая последовательность «холодной» загрузки Odyssey при дефиците ампер. Они сжали процедуру до почти немыслимых пределов, чтобы хватило батарей. Это была математика надежды.
17 апреля, через четыре длинных дня, «Аполлон‑13» вошёл в узкий двухградусный коридор атмосферы. Радиосигнал пропал — чёрная тишина — и вернулся. Точность посадки — почти показательная. Полёт, который «не состоялся», стал одним из самых вдохновляющих.
Позже комиссия установила: при наземной операции на 65‑вольтовом питании термовыключатели в баке заварились, перегрев повредил изоляцию провода; дефект не увидели. Деталь и случай повлияли на историю космонавтики. Но ещё её изменили люди, которые не дали страху командовать.
С точки зрения бежевой стадии спиральной динамики это напряжённая и успешная история выживания. Не идеология и не героические лозунги, а телесный инстинкт: сохранить дыхание, тепло, воду, вернуться в гравитацию. Племя — экипаж и «земля» — сплотилось вокруг базовых нужд экипажа. Решения просты и конкретны: пакет, картон, лента; один глоток воды; ещё пять ампер. В бежевом нет лишних слов, а когда на помощь спешат синий и оранжевый, что снова есть пульс, есть счёт секунд и доверие к тем, кто рядом.
А когда следующий раз ваша жизнь вдруг сузится до «сделать один верный шаг», какие простые опоры вы выберете, чтобы продолжать?
