Не так давно мне посчастливилось поговорить с Вадимом Марковичем Розиным, философом и методологом. Посчастливилось — потому что в разговоре я узнал про Иммануила Валлерстайна, которого Вадим Маркович назвал как крупного философа современности, дающего картину развития общества. И я пошел читать книги. Выкачал несколько, После либерализма и о ней = этот пост, а остальные ждут своей очереди, как и книга самого Вадима Марковича «Философия управления» — я ее тоже начал читать, потом поделюсь подробностями.
В книге — подробный рассказ об истории политического развития в Европе, начиная с французской революции 1789 года и по наши дни. И, что для меня интересно, эта история очень хорошо показывает, как формировались те самые культурные паттерны, которые были опытным путем выявлены исследованиях Спиральной динамики и легли в основу ее модели. Вопрос важен потому, что в связями с распространением Спиральной динамике вопрос об ее основаниях и о логике развития уровней — весьма актуален. Поскольку в исследованиях уровни были выявлены феноменологически, то логика развития представляется относительно умозрительной. И ретроспективное прослеживание ее проявлений в общественном процессе помогает ее понять. В целом книга показывает формирование и идеологическое оформление mindset синего, оранжевого и зеленого уровня, а описание последних изменений mindset фиксирует совершающийся переход к желтому. Для меня это важно, потому что модель Спиральной динамике — одна из основных рабочих моделей. И понимание диалектики развития уровней и их взаимодействия — существенное знание для применения модели.
Итак, дальше здесь я воспроизвожу эту логику развития соотнося с уровнями Спиральной динамики крупными мазками, она же представлена на схеме. Интересны подробности, но за ними — в книгу.
Французская революция принесла в мир разрушение традиционного синего порядка королевской власти, который ранее представлялся незыблемым. Она принесла идеи индивидуалистической свободы оранжевого уровня, и зеленого общества «Свободы, равенства и братства», воспринимаемого как идеал. Конечно, и то и другое было проработано энциклопедистами и другими провозвестниками будущего, но именно тогда движение к ним перестало быть мечтами о будущем, а стало воплощаться в практику. При этом, однако, это не было четко сформулированной конструкцией. И, что интересно, в такую конструкцию сначала оформились вовсе не эти идеалы будущего. Наоборот, революция послужила толчком для оформления и фиксации синего уровня как желаемого идеала для консервативных течений с лозунгом о том, что изменения, конечно, необходимы, но делать их надо крайне медленно и осторожно, не нарушая традиций и сообразуясь с общественным благом.
А вот дальше произошла диверсификация между теми, для кого главным была оранжевая я-идея свободы, и теми, для кого главной была и зеленая мы-идея братства. Первые оформились как течение либералов, а вторые — как социалистов. Идея равенства была у обоих, но понималась существенно по-разному: у либералов — равные права, возможности и свобода каждому, а у социалистов — равенство в обществе, основанном на братстве и всеобщем благе. Четкое практическое разделение произошло в революциях 1848, когда в общественном сознании явно выделился марксизм как наиболее радикальная ветвь социализма. При этом внутри каждого из трех движений: консерваторов, либералов и социалистов — множество разных направлений, потому что объединяет их вовсе не то, за что они выступают, а то, против кого они действуют на политическом поле. Более того, отделяя себя от своих противников, они этих противников часто смешивают, да и в политической жизни возможны объединения: консерваторы и либералы против социалистов как сторонников слишком радикального будущего, либералы и социалисты против консерваторов как защитников прошлого, и, что интересно, консерваторов и социалистов как носителей мы-идеологии против я-идеологии либералов.
Что еще интересно проследить, так это представления о развитии, о способе изменений. Источником изменений безусловно является красная сила в виде вооруженного выступления или захвата власти. И первый прецедент — обязательно сильный и требует крови, как Великая Французская революция, разморозившая синий, Парижская Коммуна и Великая Октябрьская революция, которые вели к зеленому. После революции и захвата власти, что интересно, устанавливается синий порядок, который призван через организованную силу государства проводить реформы в направлении целевых старших уровней. Интересно, что в силу этого все три силы являются одновременно сторонниками и противниками государства — в зависимости от его действий и их позиций в этом государстве. И, естественно, идеальным для них являются различные государства. И все три силы апеллируют к обществу, противопоставляя его государству, хотя тоже делают это сильно по-разному.
Оранжевая либеральная идеология после великой французской революции в целом победила, во всяком случае, стала в общественном сознании одним из рабочих вариантов управления, и потому далее красную силу применяла умеренно, а изменения в ряде стран проходили уже не столь кроваво — правители были морально готовы. Кстати, в этом смысле интересна история российских декабристов: Александр попустительствовал тайному обществу, считая изменения неизбежными, второй брат Константин панически боялся сценария французской революции в России и отказался занять трон после смерти Александра, что и привело к власти Николая. Все это хорошо показано у Мережковского («14 декабря»), читайте. Ну а когда мирно не удавалось, то наиболее радикальной силой все равно оказывались социалисты-коммунисты. Потому что свой идеал воплотить у них так и не получилось. И эта слабость сейчас очень хорошо проявлена в модели Спиральной динамики как слабость зеленого уровня в результативности, это подробно раскрывает Фредерик Лалу в своем описании зеленого уровня (смотри мой конспект). И именно поэтому в СССР и в других странах социалистического лагеря был столь силен синий порядок, что зеленых струн в практической жизни было не слишком много — только таким образом можно было выдерживать конкуренцию со свободным предпринимательством либеральных стран. Михаил Восленский в Номенклатуре явно формулировал, что в СССР сформировались новый господствующий класс.
Следующим тактом массового прихода зеленого уровня в общественное сознание стал 1968 год, с которым связана массовое освобождение колоний, движение за мир, экологические движения и массовые протесты по разным поводам в разных странах. Проблема в том, что породив надежду, они ее не оправдали. Построить в освобожденных странах процветающее оранжевое общество не получалось по системным причинам: процветание в оранжевом достигается за счет перераспределения прибавочной стоимости, при этом наиболее ушлые организуют его в свою пользу, успешно маскируя — в отличие от явного силового перераспределения на красном уровне. Устройство оранжевого уровня как единой капиталистической мир-системы, включающей различные регионы хорошо описано. Равно как и то, что оранжевый умеет хорошо играть зелеными надеждами, третьим тактом является современный глобализм и толерантность, который тоже слабо жизнеспособен в чистом виде. Впрочем, для меня это не новость, и об этом пишут многие авторы, критикуя современную экономическую теорию, в числе которых я бы отметил Неокономику Григорьева (мои заметки) и Политэкономию Владимира Путина китайских авторов (мой конспект).
Говоря о 1968 годе Валлерстайн пишет не только про массовое пробуждение зеленого уровня, но и про массовое разочарование в либеральной идеологии, которое выразилось и в студенческих выступлениях, и в возникновении мирового движения неприсоединения. Он отмечает, что с начала 19 века происходила непрерывная конвергенция сформировавшихся тогда партий консерваторов, либералов и социалистов-коммунистов, вплоть до слабой различимости позиций. Вплоть до того, программу либералов в отношении развивающихся стран в значительной мере проводили консерваторы в лице Вильсона и ленинские социалисты из СССР. И на основании этого он полагает послевоенный мир однополярным, в котором ведущим государством были США, которые разыгрывали с СССР представление идеологического противостояния, на деле находясь в рамочном соглашении об устройстве мира, заключенном на ялтинской конференции.
Примерно так представляли двухпартийную систему западных стран в СССР, говоря о том, что их споры — лишь представление для народа, а на деле обе партии выражают интересы одного правящего класса. Я не согласен с обоими точками зрения — и про демонстративность двухпартийной системы на западе, и про демонстративность противостояния социалистического и капиталистического лагерей после войны. Я считаю, что в обоих случаях действуют субъекты, самостоятельно определяющие собственное поведение, хотя и связанные с оппонентом определенными соглашениями о правилах игры. У каждого из них — реально собственные взгляды, и их соперничество не является представлением, а, наоборот, способствует движению вперед. А когда оно ослабевает и позиции сближаются, то наступает застой и разочарование у всех остальных.
При этом, однако, каждому из них оппонент — нужен. И когда в 1989 советская система рухнула, то это было закатом и либеральной идеологии, однополярный мир, руководимый США оказался не жизнеспособен, что мы сейчас наблюдаем, и в этом я с Валлерстайном совершенно согласен.
По поводу конструкции будущего у Валлерстайна предсказаний нет. Он пишет, что следуя логике развития мир-системы капитализма следовало бы ожидать борьбы за новое лидерство между Европой-Россией и Японией-Китаем против уходящего в прошлое лидерства США. Однако, логика прошлого будет нарушена, поскольку у ситуации есть много новых факторов, не действовавших в прошлом, в результате которых капиталистический мир-система, вероятно, рухнет, и на ее место придет какая-то совершенно новая система. Тут Валлерстайн очень хорошо перекликается с Элвином Тоффлером, предсказавшим в книге «Третья волна» конец индустриального мира в ходе грядущей промышленной революции, с принципиальным изменением ценностей, при этом по совершенно иным основаниям. И, в общем сейчас очевидно, что союзов, о которых Валлерстайн пишет — не сложилось, может быть объективно, а может быть потому, что американские лидеры, прочитав подобные предсказания постарались их разрушить.
Понятно, что они хотели сохранить однополярный мир, но это — не получилось, и достаточно длительный внутренний процесс в США осознавания себя уже не лидером мира, а лишь одним из лидеров, о котором пишет Валлерстайн, уже идет и будет долго продолжаться. Но при этом на международной арене складываются другие союзы, и другая мозаика. Силы и факторы, о которых написано в книге — действуют, но результат — неизвестен, и развитие идет в других сценариях.
Однако, в 11 главе Валлерстайн отчетливо фиксирует шесть изменений mindset, которые показывают приход желтого мировоззрения на смену зеленому. А глава 13 говорит о чертах идеальной конструкции нового мира, приходящего на смену уходящему индустриальному, в которой тоже видны черты желтого уровня — множественность групп, выражающих свои интересы, включение человека сразу во много групп, ослабление роли государства и многое другое. Таким образом, не предсказывая мир будущего в целом, он, тем не менее, достаточно четко формулирует его мировоззрение и многие черты его конструкции. По-видимому, надо будет прочесть последние работы Валлерстайна. Книга «После Либерализма» — достаточно старая, 1995 год, но она — последняя переведенная на русский. А википедия говорит, что у него вышел еще ряд работ, посвященных современным изменением, последние — в 2013 году.
В любом случае, такой взгляд подтверждает мое оптимистичное отношение к будущему: я полагаю, что постепенно будет выстраиваться новая конструкция желтого и бирюзового уровней, и отдельные ее элементы уже можно наблюдать в настоящем. И надеюсь это проверить своими глазами, потому что все авторы достаточно уверенно говорят о кристаллизации нового к 2050 году. Поживем — увидим.
